Счастливая невозвратимая пора...
Наталия СВИЩЁВА
СЧАСТЛИВАЯ НЕВОЗВРАТИМАЯ ПОРА… ОНА ПРОШЛА?
Итак, 13 января АТХ отпраздновал свое десятилетие. История рождения и роста этого театра удивительна. Он возник не в результате чьего-то волевого решения наверху. Просто десять лет назад молодой режиссёр Иван Верховых и группа молодых актёров ощутили настоятельную потребность в собственном творческом деле. Независимом. Свободном. Это было знамение времени. Тогда в одночасье в стране возникло множество новых театров. И где они теперь? Выжили считанные единицы.
«Безумье — доверяться здравому смыслу. Безумье — сомневаться в нём. Безумье — глядеть вперед. Безумье — жить, не глядючи», — утверждал Борис Пастернак. Создатели АТХ были безумцами. Здравый смысл подсказал бы им, что никакого театра не будет, потому что в России и театр таким способом создан быть не может. Но они не сомневались. Безумье было глядеть вперед — впереди были лишь полное безденежье и скитания. 14 помещений сменил театр за 10 лет. Но они глядели дальше. Их безумье высмотрит в ближайшем будущем или строку в бюджете, или спонсоров…
Все десять лет их нёс поток вдохновения, перехлёстывающий «поверх барьеров», дерзко пролагавших себе путь в атмосфере равнодушия, затем — неприятия, позже — снисходительности, а сегодня — признания. Спектакль «Почему я лучше всех?», поразивший необычным автором (Хармс тогда не был широко известен) и необычностью сценического языка, вошёл в театральную классику, настолько совершенен его пластический рисунок.
Юбилейный вечер заставил оглянуться на пройденный путь и подтвердил давно зреющее подозрение, что АТХ уже не младший брат в саратовской театральной семье, а полноправный её член и серьёзный соперник. В зале собралась саратовская элита — все театры, крупнейшие предприниматели. После их аплодисментов, после поздравлений, пришедших из Москвы от Александра Калягина, Георгия Тараторкина, Петра Фоменко, Никиты Михалкова, АТХ уже не похлопаешь свысока по плечу.
Сегодня АТХ видится одним из самых ярких явлений современной художественной жизни, воплощением самого «духа театра». Он ведь всегда был готов к бегству от привычного. Он всегда умел превращать в искусство буквально всё, что попадало в поле его зрения, — собак, прогуливающихся за стеклянными стенами Дома архитекторов, 214 галстуков, подвешенных к потолку и составлявших фон «Прекрасности жизни», странные, как бы самодвижущиеся механизмы, сопровождающие действие легенды о времени «Когда пройдёт пять лет». Он испытывает чувство родственной близости ко всему сущему.
Юмор есть признак таланта. Безошибочно можно сказать, что автор смешной вещи — человек талантливый. Это почти аксиома. «Остроумие глубокого чувства» пронизывает каждый спектакль АТХ, будь то трагедия Пушкина или Лорки, многосмыленный В. Казаков, непредсказуемый Достоевский или ясная, лёгкая сказка «Правда, мы будем всегда?».
За десять лет прошёл свой путь и саратовский зритель. Путь от непонимания и даже возмущения театральным языком АТХ, казавшимся и хулиганством, и желанием эпатировать, к нежной, преданной любви. Иван Верховых приучил публику идти не на известного автора, знакомство с которым хотелось возобновить, а на спектакль, в театр. Художественный руководитель АТХ выбирает тех писателей, которых любит, и эту любовь рано или поздно начинает разделять зритель, потому что она неподдельна. В ней нет ни капли расчёта. К слову автора он испытывает величайшую нежность и потому никогда не удушает его запретами, железным корсетом традиционного исполнения или суеверным трепетом перед величием имён. Та творческая радость, которой ежедневно живёт театр, не допускает никакого насилия. Каждый его спектакль — лирическая исповедь, окрашенная одновременно юмором и печалью, пульсирующая живым чувством.
Воспитанные Иваном Верховых актёры могут на сцене решительно всё. В равной степени они владеют дерзкой буффонадой и умением передать «жизнь человеческого духа». Каждый может быть клоуном и быть героем, лирическим или трагическим.
У этого театра необыкновенно счастливое предрасположение к добру и точное нравственное чувство. Зрителя здесь не оскорбят, не унизят, не обманут. Не взвалят на него свои тяготы и обиды, а их за десять лет было столько, что хватило бы на несколько жизней. Режиссёр и его актёры понимают творчество как единую силу против уныния и разрушения. Не приукрашивая жизнь, их спектакли так её преображают, словно в ней нет ни горькой судьбы, ни экономической необходимости, ни тоскливой скуки. Их гротеск не усугубляет то ужасное, что есть в мире, а, напротив, смягчает его. За ними стоит ощущение гармонии. Они создают образы, утверждающие свободу человеческого духа и неразгаданную тайну бытия. Эти спектакли в своей парадоксальности и поэтичности дают в конечном счёте более верное представление о деятельности, чем точное следование натуре.
Искусство АТХ выпадает из шкалы мнимых ценностей общества потребления, потому что его творят свободные люди для свободных людей. Они удовлетворяют потребности человека вырваться за пределы элементарной логики и необходимости в пространство выдумки и воображения.
Счастливая невозмутимая пора детства для АТХ закончилась. Рубеж перейдён. Наступила пора зрелости. Но театр для АТХ такое место, где все — и актеры, и зрители — становятся детьми, иначе он не нужен. Детство — это открытие мира и вечное удивление перед ним. АТХ будет живым театром, пока не перестанет удивляться и дарить своё удивление нам.
(«Саратовские вести», 22 января 1999 года)