1.jpg

Мария Багина - Д. Хармс Почему я лучше всех

«Почему я лучше всех?» по произведениям Д. Хармса. Академия театральных художеств, Саратов. Режиссер Иван Верховых

Сочетание необыкновенно высокого профессионального актерского мастерства с потрясающей режиссерской фантазией – это то, к чему, в общем, стремится каждый театр. Театральные образы, картинки, видеоряд, найденные для Хармса, оказались неожиданно адекватны тексту. Ведь все привыкли, что Хармс – странный писатель, и пишет он алогичные, непонятные, непривычные с обыденной точки зрения произведения.

На спектакле саратовцев мне вдруг показалось, что актеры, каким-то чудесным образом, поместили меня во внутренний мир, в голову, в самый мозг Хармса. Мне показалось, что я начала понимать его, более того – чувствовать. Хармс достаточно долго казался мне «холодным» писателем, то, что называется, «от головы». На спектакле я плакала и смеялась. Я поняла, о чем писал этот человек, о чем думал, чего боялся. Жуткая ситуация России 30-х годов, ночи ожидания беды и безумное желание свободы. Спектакль стоит на какой-то грани между абсурдом и бытом, между смешным и жутким, между светлым и трагичным.

Актеры шаг за шагом, от миниатюры к миниатюре погружают нас в стихию хармсовского мироощущения. Иногда даже становилось страшно: насколько глубоко они способны проникнуть, оказалось – бесконечно глубоко. Образы, родившиеся в бредовом писательском мозгу, обернулись на сцене персонажами яркими и чудовищными. Люди без костей. Они вдруг начинают работать ногами точно так же, как до этого – руками, сгибаться в местах, где нормальному человеческому телу не положено.

Вот это слово – «не положено». Все, что происходит на сцене,– не положено, неправильно. Из известных миниатюр Хармса возникает цельный спектакль, люди со своими судьбами. Здесь есть любовь, быт, аресты, пытки, смерть... Солдаты, которые приходят арестовывать, вдруг оказываются какими-то монстрами с ушами-локаторами, с дурацким сиплым повизгивающим голосом. И мне становится жутко именно от полного отсутствия чего-либо человеческого в этих созданиях. Я понимаю, что все бессмысленно, любые попытки протеста, ведь они – просто не люди.

В начале спектакля зрителя погружают в атмосферу звукописи Хармса. Читаются стихотворения, но как читаются! Похрипывания, повизгивания, посапывания, шелестения, пение. На сцене мир странный, но актеры существуют в нем настолько органично, что через некоторое время начинаешь жить вместе с ними в их мире, по его нелогичным законам, начинаешь вдруг, как в кривом зеркале, узнавать интонации, людей, вещи и законы нашего мира.

И становится так же странно и страшно, что жуткий хармсовский мир на самом деле – наш мир и есть.